Белый Скиталец энергично вскинул голову — так, что плюмаж на его шлеме протестующе вздрогнул.

— Сеньор, я не могу даже слышать имени этого человека! Я прибыл сюда по зову голоса, который живет во мне, и, клянусь, не позже захода солнца буду на дороге в Верден.

— Зачем же так спешить, господин Уайт? Разве вам здесь не понравилось?

— Город хорош, сеньор, но был бы в сотню раз лучше, если бы не его рабское повиновение арденнскому разбойнику. У вас много мастерских — и почти все они работают на де ла Марка… Не знаю теперь, что краше: трудиться ли на подобных негодяев или по-прежнему держать в руке меч? Я слышал: около двух веков назад во Флоренции существовала могущественная коммуна, коммуна свободы и разума, и там рыцари не боялись опозорить свое рыцарское звание трудом, полезным для общества. Вот и я хочу быть полезным для людей! Но не для тех, кто станет богатеть за счет моего труда…

— О-о, вы человек опасный, сударь! — натянуто рассмеялся де ле Фор. — И смелый в суждениях! Буду весьма рад, если вам удастся найти такую работу в нашем грешном мире. Только ведь теперь не те времена, сударь: нынче рыцарь должен быть рыцарем — и никем больше. Стань он, к примеру, гончаром или красильщиком — его засмеют да еще поколотят; не будет ему покоя ни от рыцарей, ни от строгих властей, не так ли?.. Впрочем, простите, кажется, звонят у святого Мартина. Я должен спешить. Прощайте, господин Уайт. Рад был нашему знакомству…

Когда у ворот раздалось цоканье копыт, господин де ле Фор судорожно вздохнул.

— Пресвятая дева Эмбреенская! — воскликнул он. — Надоумил же меня этот старый дурак Оливье пригласить опасного бродягу! Ну, я покажу ему! Вытрясу его рыжие веснушки!.. Уф-ф! Голова до сих пор будто не моя от этой черной щели!

Он вызвал Оливье. Бедный брадобрей отчаянно хлопал глазами, и его оттопыренные уши никак не могли удержать всех тех проклятий, которыми удостоил его почтенный глава города. Когда словесная буря миновала, господин де ле Фор долго и хмуро молчал, затем велел отправить за Скитальцем тех же соглядатаев. Но Гортран с Лафаржем вернулись поздно вечером и не сообщили ничего заслуживающего внимания. Перед заходом солнца белый рыцарь выехал за город и не один час просидел на берегу Мааса в глубокой задумчивости. Как видно, он собирался ехать дальше по дороге на Верден.

Сообщение восьмое

Перед восходом солнца Белый Скиталец выехал из леса. Дорога свернула вправо и сероватой извилистой лентой пролегла вдоль опушки, за густым кустарником она терялась, — видимо, уходила под уклон, потому что вдали угадывалась низина с обширными полями и жавшимися друг к другу домишками.

Начинался рассвет — жидкий, водянистый. Луна понемногу таяла в бледной сини, меркли одна за другой звезды, и лишь яркий Сатурн по-прежнему горел мягкой немигающей точкой.

Ночью прошел дождь. Дорога была мокрая, грязь хлюпала под копытами.

Уайт свернул на тропинку — она вела к роще, которая обрывалась перед спуском в низину, — проехал возле нее до холма — оттуда были видны поля и деревня — и неторопливо спешился. Перед ним, сразу же за речкой, начинались первые дома, полускрытые зеленью садов и небольшими цветниками.

Солнце вставало за спиной рыцаря. Первые лучи уже коснулись далекой линии горизонта, посветлело небо. В вышине сонно покачивались мокрые ветви, роняя тяжелые капли.

Мальчишки первыми заметили рыцаря. Тотчас в деревне возник переполох. Матери прятали детей, девушки пачкали лица сажей. Крестьяне настороженно поглядывали на опушку рощи, но вскоре убедились, что рыцарь один, к тому же не первый час сидит неподвижно, точно железная статуя, и, видимо, недобрых намерений не имеет. Кто-то где-то слышал о белом рыцаре и теперь с видом знатока рассказывал селянам невероятные истории о Скитальце, люди ахали, охали, качали головами, крестились и призывали в заступники господа бога.

К полудню в деревню зашел лесник Шарль Бовье и стал успокаивать крестьян.

— Не слушайте вы болтунов! — смеясь, сказал он. — Ишь навыдумывали: выходец с того света, пьет людскую кровь, заманивает в пропасти и омуты!.. Тьфу!

Он не спеша уселся на пригорок и сощуренными глазами посмотрел на старых знакомых.

— Я вот недавно был в городе, так, наверно уж, получше вас знаю толки о Скитальце. Кто встречался с ним — отзывается весьма и весьма лестно, он даже с крестьянами будто свой.

— Ну уж сказал, Шарль! Это же рыцарь!

Из-за спин крестьян выбрался белоголовый парень и встал напротив лесника.

— Дядюшка Шарло, — спросил он, — а почему вы не верите, будто он — сатана в образе рыцаря? Ведь говорят же люди!

И началось! Кто о чем. Вспомнили даже то, что было в седые времена, и все это приписывали белому рыцарю.

Больше других возражал белоголовый парень.

— И не спорьте, дядюшка Шарло! — кричал он. — Вот, к примеру, человек всегда поможет в беде ближнему, а этот — хоть подохни! А однажды он проехал мимо деда с внуком — те в реку свалились — и не вызволил, пропадайте, мол, как хотите!

— Ты это сам видел, Жан?

— Да нет… Говорили.

— Вот видишь — говорили. Ты не больно-то слушай такие речи. А ежели кто в чем сомневается, так давайте проверим, таков ли он?

— Как это?

— Да так. К примеру, я буду за старика. Чем не старик: борода седая, морщины, как у сморчка, и сам сухой, что тебе жердь. А ты, Жан, пойдешь за сына или внука.

— И что же мы будем делать?

— Скажу чего. Только слушайся меня, как своего сеньора, и все будет ладно.

Парень лукаво почесал за ухом.

— А может, я боюсь, дядюшка Шарло. Сперва вы мне скажите, а уж там поглядим.

— Экий ты, брат! — засмеялся лесник. — Такой великан, ярд в плечах, и боишься! Да на тебе пахать в пору!.. Тю, стыд какой! — Бовье брезгливо поморщился и отмахнулся от Жана, словно от чумного. Потом хитро посмотрел на парня: — Ладно, не красней, будто девица. Порешим так: побредем мы с тобой потихонечку по тропинке, что ведет к роще. По левую руку от мостков, как раз посредине реки, есть мелкое место. Вот туда мы и прыгнем — я будто свалюсь, а ты будто выручать меня. Понял?

— Так ведь как не понять. Жан снова почесал за ухом. — А после суши штаны да рубаху. Небось староста понаделает плетью дырок на моей шкуре!

— Не робей. Уговорю твоего старосту.

— Ну, если уговорите… А чего после, как прыгнем?

— После ты, Жан, станешь орать, чтобы нас, значит, спасали. Парень весело тряхнул лохматой головой.

— Ох, и выдумщик вы, дядюшка Шарло! Представление да и только!

— Дело ли ты замыслил, Шарль? — сказал старый крестьянин. — Слыхал я, с ним шутки плохи.

— Да он уж и сгинул! — загалдели мальчишки.

Лесник опешил:

— Кто сгинул?

— Да рыцарь-то ваш!

— Вот беда… Куда ж это он? — Дядюшка Шарло растерянно огляделся, и глаза его снова оживились. — Никуда не сгинул: вон с полей возвращается!.. Ну-ка, босоногие, марш отсюда, чтоб ни одного рыцарь не приметил! А мы с тобой, Жан Великан, поплетемся к мосткам, как, только Скиталец подъедет к тропинке.

— Смехота! — хмыкнул Жан. — Я хоть рубаху сыму: жалко ведь…

— Сымай, сымай, — нахмурился старый Бовье. — И штаны сымай, и башмаки!.. Вон какой вымахал, под стать тому дубу, а соображения — что тебе у воробья!

— Вы чего, дядюшка Шарло?

— “Чего”, “чего”. Не купаться идешь, дурень, — дело делать!..

Дошагав до середины моста, лесник притворился и дрогнувшим голосом пробормотал:

— Пресвятая дева… а у меня и впрямь голова кругом пошла! — Бовье покачнулся вправо, влево, ноги у него подкосились — и он грохнулся в воду.

Парень дико закричал и, забыв про свою рубаху, бросился вслед за ним, ухватил его руку, потом сгреб за плечи — с такой силой, что дядюшка Шарло сам взвыл от боли.